На сайте американской частной разведывательно-аналитической компании «Stratfor» опубликована статья политолога Джорджа Фридмана «Новая доктрина США». Помимо традиционного для западных политологов лукавства о том, что США вовсе не хотели вторгаться в Ливию, а в Ираке они защищали права человека, автор указал на возникновение в США новой внешнеполитической доктрины. Хотя и «новой» ее можно назвать только с натяжкой. Согласно этой доктрине США больше не будут осуществлять вторжений в другие государства, а позволят развиваться событиям «естественным» образом. Контролировать весь мир Америка не в состоянии. Основная задача США – это сдерживание наращивания ядерных потенциалов в других странах, которые могут угрожать США, если вдруг противник по какой-либо причине не боится американской военной мощи (понятно, что это касается России и Китая).  Особую опасность, как считает автор, для США представляет Евразия, в которой существует потенциал для объединения. Доктриной США является препятствование такому объединению, обеспечение наличия как можно большего числа отдельных, желательно, взаимно враждебных государств. 

Автор сообщает, что Соединенные Штаты теперь «вступили в период, в котором они должны перейти от военного господства к более искусной манипуляции».  Это не значит, что они отказываются от мирового господства. Теперь они не будут осуществлять прямых вторжений (с оговоркой, если этого не потребует ситуация), а сосредоточат свою деятельность на подрывной работе внутри государств – противников, их развалу изнутри и стравливании друг с другом. Это более эффективно и меньше издержек.

Перевод осуществлен переводческой артелью «Северная коза»

_______________________________________________________________________

Новая доктрина США

9 октября 2012 года

В прошлые выходные появились слухи, что сирийская оппозиция позволит элементам режима Асада остаться в Сирии[i] и войти в новое правительство. Слухи стали главным экспортируемым товаром и, как таковые, их не следует воспринимать слишком серьезно. Однако важность событий в Сирии состоит в том, что они указывают на возникновение в США новой внешнеполитической доктрины. Согласно данной доктрине, Соединенные Штаты не несут главной ответственности за разворачивающиеся в каком-либо регионе события, а позволяют развиваться различным кризисам вплоть до тех пор, пока там не будет достигнут новый баланс. Эта политика может быть плохой или хорошей – отчасти в этом состоит суть президентской гонки в США – но она реальна, и проистекает из пройденных уроков.

Угрозы против США многочисленны и разнообразны, но Вашингтон основной задачей ставит перед собой не допускать угроз в отношении своих фундаментальных интересов[ii]. Если говорить очень упрощённо, США сдерживают силы, угрожающие их контролю над морями, для чего они противостоят возникновению евразийской силы, которая в состоянии будет мобилизовать свои ресурсы в этом направлении. Основная задача США также включает предотвращение развития существенных межконтинентальных ядерных потенциалов, которые могут угрожать нам, если противник по какой-либо причине не боится американской военной мощи. Есть, конечно, и другие интересы, но указанные всё же носят фундаментальный характер.

Таким образом становится понятной заинтересованность Соединенных Штатов в событиях на западе Тихого океана. Однако США, по крайней мере, сейчас допускают борьбу между региональными силами, которая пока не отразилась на балансе в данном районе. Союзники и агенты США, в том числе Филлипины, Вьетнам и Япония, ведут игру в морях региона, но США не вводит напрямую свои военно-морские силы, хотя такая перспектива представляется возможной.

Вынесенные уроки

Корни такой политики находятся в Ираке. Иран и Ирак – исторические соперники. Они ведут уже с 1980-х годов затяжную войну с большим количеством жертв. Между двумя государствами существовал баланс сил, который как не устраивал никого, так и был непреодолим. Они сдерживали друг друга, по минимуму прибегая к помощи внешних сил.

Интервенция США в Ирак имела много причин, но единственное сокрушительное последствие – США свергли режим Саддама Хусейна, сравнимый по своей чудовищности с режимами Муаммара Каддафи или Башара Асада, и таким образом уничтожили региональный баланс сил с Ираном. Кроме того США неверно оценили последствия вторжения и столкнулись с существенным сопротивлением. Они подсчитали, что благоразумнее вывести войска – решение, принятое во время правления Буша и поддерживаемое администрацией Обамы, следовательно, Иран получил власть и почувствовал себя в безопасности. Возможно, этого и следовало ожидать, но так как вынужденный уход был неожиданным, последствия оказались другими и предупреждения остались без внимания.

В то время как главным уроком на тему последствий вторжения стал Ирак, Ливия лишний раз его подтвердила, пусть и в меньшем масштабе. США не хотели вмешиваться в ливийские события. Согласно логике новой доктрины, Ливия не представляла угрозы интересам США. Это Европа, особенно Франция, утверждала, что режим Каддафи несет угрозу правам человека, и ему нужно нанести ответный удар, и что удар этот можно быстро и эффективно нанести с воздуха. Изначально позиция США состояла в том, что Франция и ее союзники могут свободно вмешиваться в ход событий, тогда как сами Соединенные Штаты останутся в стороне.

Это положение дел быстро изменилось, когда европейцы начали воздушную кампанию. Оказалось, что если даже французские самолеты войдут в воздушное пространство Ливии, этого недостаточно для свержения режима Каддафи. Они также поняли, что кампания будет дольше и труднее, чем они ожидали. В своем стремлении поддерживать коалицию с европейцами США оказались в положении, когда они должны либо нарушить ее, либо принять участие в воздушной кампании. Они выбрали второе, взяв на себя минимальные обязательства и поддерживая альянс в силу прежних соображений.

Ливия и Ирак преподали нам два урока. Во-первых, кампании, направленные на свержение диктаторов, не обязательно приводят к власти лучшие режимы[iii]. На смену жестоким тиранам приходит хаос, не менее жестокий и с тиранами помельче. Во-вторых, из опыта, полученного в Ираке, можно заключить, что мировое сообщество совсем не всегда восхищается вторжениями ради защиты прав человека. В США также поняли, что общественное мнение может поразительно быстро меняться, сначала требуя от США действий, потом осуждая их. Более того, Вашингтон обнаружил, что интервенция высвобождает враждебные антиамериканские элементы, которые убивают американских дипломатов. Когда США вступают в кампанию, хотя и неохотно и в незначительной роли, именно они будут призваны к ответственности большей частью мирового сообщества, и уж точно жителями страны, испытывающей интервенцию. Как показали события в Ираке, хотя и в гораздо меньших масштабах, интервенция влечет за собой неожиданные последствия.

Политика США в отношении Сирии извлекла из этого урок, поскольку затрагивает лишь некоторые американские интересы. Однако любое вмешательство в Сирии требует от США непропорциональных этим интересам усилий и рисков. Франция и другие государства Европы поняли, особенно после Ливии, что без американцев им не хватит сил вмешаться в дела Сирии, поэтому они отказались вмешиваться. Конечно, за этим последовало убийство американских дипломатов в ливийском городе Бенгази, но сами устроители не ожидали, что интервенция в Ливии продлится так долго и что так сложно будет найти преемника режима – не такого жестокого, как его предшественник. Соединенные Штаты не были готовы применить полномасштабную военную силу.

Это не означает, что США не имеет интересов в Сирии. Например, Вашингтон не хотел, чтобы Сирия стала иранской марионеткой, что позволило бы Тегерану распространить свое влияние через Ирак на Средиземное море. Соединенные Штаты удовлетворял режим Сирии, пока она была обычным партнером Ирана, а не зависела от него. Однако они предвидели, что Сирия попадет в зависимость от Ирана, если режим Асада выживет. США хотели заблокировать Иран, и это означало бы свержение режима Асада. Это не значит, что Вашингтон хотел пойти на военное вмешательство, всего лишь предоставить помощь и обучение, возможно, с использованием американского спецназа – более легкий вариант интервенции по сравнению с другими предлагаемыми.

Фундаментальные интересы

Что касается формирующейся доктрины, то решение США здесь показательно. Во-первых, США признали, что Асад, как Саддам Хусейн и Каддафи, был тираном. Но они не признали, что пришедший на смену Асаду режим был бы гуманнее. В любом случае, они ожидали, что внутренние силы Сирии разберутся с Асадом, и были готовы допустить такой поворот событий. Во-вторых, США предполагали, что региональные державы смогут, если захотят, обратиться к сирийскому вопросу. Это касалось в первую очередь Турции, в меньшей степени – Саудовской Аравии. С позиции американской доктрины, Турция и Саудовская Аравия еще больше заинтересованы в ограничении сферы влияния Ирана, и у них было гораздо больше рычагов воздействия на исход в Сирии. Израиль же, также являясь региональной державой, был не в состоянии вмешаться: у Израиля недостаточно сил, чтобы навязывать решения, он не смог бы оккупировать Сирию, а израильская поддержка любой сирийской группировки сразу же сделала бы ее нелегитимной. Любая интервенция должна была быть региональной и исходить из национальных интересов всех участников.

Турция поняла, что несмотря на несомненное влияние Сирии, ее национальные интересы не требуют серьезного военного вмешательства, которое трудновыполнимо и исход которого неясен. Саудовская Аравия и Катар, не готовые к прямой интервенции, тайно влияли на ход событий, используя деньги, оружие и борцов за веру. Но ни одна страна не готова была взять на себя такую серьезную ответственность, как введение вооруженных сил для управления событиями в Сирии. Вместо этого они использовали другие возможности. В результате конфликт остается нерешенным.

Это заставило и сирийский режим и повстанцев признать невозможность прямой военной победы. Ни иранская поддержка режима, ни различные источники поддержки сирийской оппозиции не оказали решающего влияния. Следовательно, поползли слухи о политическом компромиссе.

Ту же доктрину в действии мы видим в Иране. Тегеран разрабатывает ядерное оружие, которое может угрожать Израилю. В то же время США не готовы ни ввязаться в войну с Ираном, ни подписаться под израильским нападением оказанием усиленной военной поддержки. Они используют неэффективные средства давления – санкции, что в итоге приводит к быстрому обесцениванию иранской валюты. Но США не хотят решать иранский вопрос и не готовы взять на себя основную ответственность за это, пока Иран не станет угрозой для фундаментальных интересов США. Решено пустить события на самотек и действовать только тогда, когда не будет другого выбора.

Согласно новой доктрине, отсутствие сильной заинтересованности со стороны Америки означает, что судьба страны, подобной Сирии, находится в руках сирийского народа и соседних стран. США не желают брать на себя расходы и выслушивать клеветнические обвинения, к которым привели бы попытки решить эту проблему. Это не столько изоляционизм, сколько признание границ власти и интересов. Не все, что происходит в мире, требует или оправдывает американскую интервенцию.

Если эта доктрина будет поддержана, миру придется пересмотреть многие вещи. Во время моей недавней поездки в Европу и на Кавказ меня постоянно спрашивали, что будут делать США в той или иной ситуации. Я отвечал, что на удивление мало и что пора им самим действовать. Это вызывало любопытный испуг. Кажется, многие из тех, кто осуждает американскую гегемонию, одновременно нуждаются в ней. Полным ходом идут изменения, которых они еще не заметили – за исключением самого отсутствия, которое они считают американским провалом. Мои попытки объяснить этот сдвиг, как новую норму, не всегда достигали успеха.

Учитывая, что приближаются президентские выборы в США, оказалось, что эта доктрина, которую незаметно ввел Обама, конфликтует со взглядами Митта Ромни, о чем я уже говорил в прошлой статье. Мой основной аргумент по вопросам внешней политики состоит в том, что реальность, а не президенты или политические документы, определяет внешнюю политику. США вступили в период, в котором они должны перейти от военного господства к более искусной манипуляции и, что более важно, позволить событиям идти своим чередом. Это будет развитием внешней политики США, а не ее деградацией. Самое главное, что ход событий формируют объективные силы, которым безразлично, кто победит на выборах президента США и чего он захочет. Он может захотеть усилить натиск США для соблюдения национальных интересов или защиты прав человека, но модель, по которой осуществляется политика США, меняется. Перенапряжение заставляет их модернизировать свою операционную систему и сосредоточиться на главном, то есть, признать, что большая часть мира, не имеющая прямого отношения к интересам США, будет свободно развиваться сама по себе.

Это не означает, что США отойдут от мировых дел. Они контролируют мировой океан и создают почти четверть валового внутреннего продукта в мире. В то время как обособление невозможно, они могут осуществить контролируемое взаимодействие, основанное на реалистичном понимании национальных интересов.

Это расстроит международную систему, главным образом, союзников США. Кроме того в США возникнет напряжение как со стороны политических левых, которые требуют гуманитарной внешней политики, так и политических правых, которые широко определяют национальные интересы. Но давление последних десятилетий тяжелым бременем ложится на плечи США и, следовательно, устройство мира будет меняться.

Важно отметить, что никто не выбирал эту новую доктрину. Она проистекает из реальных событий, с которыми сталкиваются США. Именно так и возникают мощные доктрины. Они вначале реализуются, а декларируются потом, когда все понимают, что именно так все и происходит.