Фрэнсис Фукуяма: Когда Китай взорвется…

Френсис Фукуяма

Френсис Фукуяма – американский политолог, экономист. Стал известен благодаря книге «Конец истории и последний человек» , в которой провозгласил, что распространение либеральных демократий во всём мире может свидетельствовать о конечной точке социокультурной эволюции человечества и стать окончательной формой человеческого правительства. В интервью журналисту агентства «Франс Пресс» дает анализ текущим бурным политическим событиям.

Перевод осуществлен переводческой артелью «Северная коза»

___________________________________________________________________________

Фрэнсис Фукуяма: Когда Китай взорвется…

«Я думаю, что данная система рано или поздно взорвется» —  в глазах американского политолога, социолога и философа Френсиса Фукуямы будущее Китая представляется очень неопределенным. По его мнению, костность китайской политической системы неизбежно натолкнется на свободно распространяемую в социальных сетях информацию. Он предсказывает неизбежный перелом.

В интервью журналисту агентства «Франс Пресс», Мэрлоу Худу, Фрэнсис Фукуяма дает анализ текущим бурным политическим событиям. Данный интеллектуал, постепенно дистанцирующийся от американского неоконсерватизма и утверждающий, что 6 ноября он проголосует за Обаму, только что опубликовал переведенную на французский язык работу «Начало истории, с возникновения политики до наших дней». (Издательство Saint-Simon). Данное сочинение, посвященное образованию политических институтов в мире, выходит спустя 20 лет после публикации его бестселлера «Конец истории и последний человек».

В субботу, 13 октября Фрэнсис Фукуямы, участвовал в диспутах, организованных французским философом Мишелем Серре в рамках дебатов газеты Nouvel Observateur.

ВОПРОС: Вы только что опубликовали первую книгу двухтомника, прослеживающего возникновение политических систем. Согласно Вашей теории, стабильность общества базируется на трех столпах: сильном государстве, власти закона и ответственности правительства. И пока вы работаете над редактированием второго тома, мы являемся свидетелями серьезных потрясений на Ближнем Востоке и в Северной Африке, так называемой «арабской весны». Характер указанных событий подтверждает Вашу теорию или противоречит ей?

ОТВЕТ: «Арабская весна» — очень позитивное событие. Демократия невозможна без мобилизации общества. Чтобы совершить подобное, люди должны испытывать недовольство, гнев от того, как к ним относится авторитарное правительство. До января 2011 на Западе существовало широко распространенное мнение, согласно которому арабы отличаются от остального мира, потому что ввиду арабской культуры или мусульманской религии населению арабских стран приходилось мириться с диктатурой, и в культурном отношении оно долго оставалось пассивным. Но если посмотреть на происходящее в Сирии, где мы уже в течение 18 месяцев наблюдаем гражданскую войну, становится ясно, что это мнение было ошибочным. Происходящее в данный момент – это точка отсчета. Народы Европы и в первую очередь Англии, обрели демократию путем сопротивления власти короля и борьбой за свои права, в конечном итоге победив.

Естественно, настоящая демократия для Египта, Туниса и Ливии – это отдаленная перспектива. Одной из причин написания указанной книги было показать людям на Западе, как трудно строятся институты демократии. Начальный переходный период – это самый легкий этап. Создание политических партий, юридической системы и культуры соглашений занимает намного больше времени… Но нужно с чего-то начинать. И без первичной мобилизации масс это невозможно.

В: В большинстве арабских стран, переживших революцию, до нее существовала сильная государственная власть. Государство рассыпалось на части. Является ли это знаком того, что трех столпов, по Вашей теории, необходимых для создания стабильного и динамичного общества, в данных странах больше нет?

О: Все страны индивидуальны. Такой аргумент справедлив в случае с Ливией. Каддафи полностью лишил страну каких-либо государственных институтов, поэтому там нет государства. Исключительно государство должно монопольно и легитимно владеть правом на применение насильственных мер, ничего подобного в Ливии нет. Но Египет – это еще государство. В этом как раз и состоит часть египетских проблем: это страна с глубоко укоренившейся системой государства, нетронутой армией. Эти силы остаются значимыми, как это было и в истории Турции. Сирию также ожидают большие проблемы,- если свергнут Асада, за этим последует демонтаж государства. В Йемене никогда не было сильного централизованного государства. Нет таких проблем и в Тунисе, относительно небольшой стране с сильной национальной идентификацией.

Основная трудность либеральной демократии в данном регионе состоит, без сомнения, в подъеме исламизма. Исторически, религия всегда была важным источником политической самоидентификации и мобилизации. Поэтому не стоит удивляться тому, что на Ближнем востоке демократия приходит таким образом. Опасения всего мира вызывает тот факт, что либеральная демократия плохо совместима с салафизмом и другими радикальными проявлениями ислама. На данном этапе никто не может дать точного прогноза действиям Братьев Мусульман в Египте. Иногда они тревожат, иногда обнадеживают. Это настоящая дилемма. Никому не хотелось бы стать свидетелем создания нового теократического государства по типу иранского или саудовского, но пока еще рано говорить об этом.

В: Вы полагаете, что католическая церковь сыграла ключевую роль в становлении власти закона в Европе. Это особенность Старого континента?

О : Совсем нет. Единственной цивилизацией, в которой власть закона не берет свое начало из религии, — это Китай, в котором никогда не было государственной религии. Но в мусульманском мире и Индии религия стояла у истоков правопорядка, так же как в иудаизме и христианстве на Западе. Любопытно, если посмотреть на названия исламистских партий, в них всегда присутствует слово «справедливость», как например Партия справедливости и развития Марокко. Справедливость понимается в шариате как стремление к законности. Мы склонны ассоциировать шариат с крайними мерами наказания, практикуемыми в Саудовской Аравии или Талибаном в Афганистане. Но на самом деле во многих мусульманских странах стремление к справедливости аналогично требованию того, чтобы правители государств уважали закон. Возьмем пример Боко Харам (радикальная исламистская группировка) в Нигерии, одной из самых коррумпированных стран мира, где руководство без стыда разворовывает народные богатства. Конечно, их акции приняли очень жестокий характер. Но стремление к победе шариата сродни идеям западных христиан заставить своих правителей подчиняться более строгим моральным законам и не позволять им делать все, что они хотят. Конечно эти правила значительно отличаются в том, что касается прав женщин и др. Но по сути, ситуация та же самая: люди хотят ограничить власть вождей. В этом плане шариат мог бы играть положительную роль.

Конституция Ирана 1979 года не так плоха сама по себе, кроме главы, определяющей статус Совета стражей революции и роль Вождя, что делает восьмую главу очень недемократичной. В ней предусматривается также деятельность религиозных судов, и если бы они существовали наряду с гражданскими судами, все было бы не так плохо. Закон играет важную роль для противостояния тирании правительств. Это так же верно для мусульманского мира, как и для стран Запада.

В: Вы утверждаете, что религия сыграла существенную роль в становлении власти закона во всем мире кроме Китая. Почему кроме Китая?

О: На христианском западе, в мусульманском мире и в Индии религия всегда служила противовесом государственной власти. Во всех этих трех цивилизациях право существовало под контролем не государства, а религии. Именно данный факт лежит в основе становления законовластия на Западе. Хотя история западных стран уникальна, сначала появилась власть закона, она предшествовала созданию первого сильного государства. Именно поэтому Германия смогла объединиться только в 1870 г.: ранее законы Священной Римской Империи служили препятствием объединению.

В Китае же никогда не было сильных религиозных элит, способных помешать императору. Там не было разделения правового механизма. В Китае государство образовалось само по себе. Оно не давало обществу сформировать группы, способные противостоять власти. Такой порядок превалировал все 2000 лет китайской истории.

Сейчас, когда Китай переживает период бурного экономического роста, ситуация очень сильно меняется. Неожиданно на государственном ландшафте появляются новые социальные группы. Этот слой возник в результате капиталистического развития: бизнес и средний класс, образованные люди, зарегистрированные на Sina Weibo, китайском аналоге Твиттера… И они пришли в движение.

В данном отношении показателен пример с крушением скоростного поезда: правительство вложило миллиарды в проект скоростной железной дороги. Катастрофа произошла почти сразу после пуска в эксплуатацию, и первым шагом правительства было закопать вагоны потерпевшего крушение поезда, чтобы население ничего об этом не узнало. Но люди начали обсуждать указанное событие, пересылать фотографии через Weibo и таким образом заставили власти изменить свое решение.

Хотя в истории Китая почти не было организованных социальных протестов, модернизация способствовала созданию новой социальной группы, изменивший расклад для правительства страны. Глобализация здесь играет основную роль: Китай, в отличие от Северной Кореи, хочет быть частью этого мира. Интересный факт: 90% членов Центрального Комитета Коммунистической партии Китая держат свои семьи и сбережения за рубежом. Они видят альтернативу существующему строю. Несмотря на длительный период централизованной государственной власти в Китае, есть основания думать, что страну ждет не слишком стабильное будущее.

В: Год назад Вы говорили о том, что Китай стоит на распутье. Что Вы под этим подразумеваете?

О : Дело Бо Силая (руководителя высокого ранга, исключенного из Коммунистической партии за коррупцию) обнажает структурную слабость китайской системы. Один из факторов, почему авторитарное правительство Китая функционирует все же лучше, чем правительство Мубарака или Каддафи состоит в том, что оно лучше институализировано. Оно подчиняется определенным правилам: мандат выдается на 10 лет, возрастное ограничение для состава Политбюро 67 лет и т.д. Дело Бо Силая показывает ограниченность этой системы. Одной из причин, по которой власти хотели избавиться от Бо Силая, была его харизматичность, дающая новую жизнь революционным песням эпохи Мао, что создавало популистскую базу, способную однажды разрушить систему. В этом и состоит ее слабость: современные китайские руководители пережили Культурную революцию и не хотят ее возврата. Но после того, как они уйдут, у нас нет никакой гарантии, что не появится новый Мао.

Китай – огромная страна, где всегда существовала проблема доступа к информации. Император не знал о том, что происходит в провинциях. Точно такая же проблема и у Коммунистической партии Китая, при отсутствии свободных средств массовой информации, местных выборов, невозможно знать, о чем думает народ. Они компенсируют это механизмами контроля, что и будет одной из причин, по которой система рано или поздно взорвется. Экономический рост замедляется, правительство не имеет точной информации о том, что реально происходит на местах, так как руководители регионов склонны обманывать о текущем положении дел. Люди не верят статистике.

В Китае 50 000 сотрудников следят за интернетом, отчасти с репрессивной целью, но в основном, чтобы донести до правительства информацию, о чем думает население, чтобы оно не теряло связи с реальностью.

В: Вы упомянули социальные сети. В данном контексте они играют какую-то роль?

О: Конечно. Постепенно, с ростом уровня образования, люди получают доступ к технологиям, социальные сети становятся проводниками информации в национальном масштабе. Технологии облегчают появление национального сознания, несуществующего во времена подконтрольных средств массовой информации при коммунистическом режиме. История железнодорожной катастрофы — тому пример. Правительство было вынуждено откопать вагоны и начать расследование. Естественно, реальные виновники катастрофы избежали наказания, для этого есть множество способов. Но факт остается интересным. Такое не могло бы произойти еще десять лет назад.

В: За кого Вы будете голосовать на президентских выборах в Америке?

О: Я проголосую за Обаму. В некотором отношении он меня разочаровал. Но республиканская партия проявляет такую узость идеологии, что я ни в коем случае не могу за нее голосовать.

В: Четыре года назад Вы тоже голосовали за Обаму?

О: Да.

В: В своих работах Вы обращаетесь к биологии и психологии эволюции. Это необычно для специалиста в области политических наук. Что Вам это дает?

О: Многие специалисты в области социальных наук совсем не интересуются естественными науками. Они считают, что общественные институты – производная социума и биология здесь ни при чем. Я думаю, что это не так. Все мы обладаем свойствами, генетическим наследием, которые делают наше поведение отчасти прогнозируемым. Поэтому в своей книге я начинаю с биологии. Постулат о том, что человек – существо общественное, принят как аксиома, но эта естественная социализация подразумевает естественное предпочтение своим биологическим родителям и знакомым. Эту модель поведения не нужно воспитывать: она естественная, врожденная и не зависит от происхождения человека.

В некоторой степени, это проблема современной политики: мы не хотим, чтобы люди следовали такой модели поведения. Мы запрещаем политикам покровительствовать своим избирателям, это называется коррупцией. Мы хотим, чтобы они относились ко всем на основе равенства. Такая проблема стоит перед каждой политической системой. Наше естественное желание — дать преимущества своей семье и друзьям. Невозможно построить современную политическую систему и Государство, не преодолев эту тенденцию. Китай рано вошел в категорию современных государств, 2.000 лет назад, введя обязательные экзамены для назначаемых функционеров. Турки захватывали на Балканах христианских детей и воспитывали их мусульманами, обрывая семейные связи и делая их абсолютно лояльными государству, благодаря чему они покончили с влиятельной родовой системой, существовавшей ранее. История развития политики модерна как раз и состоит из проведения всех этих стратегий, направленных на преодоление нашей естественной тенденции покровительства своим ближним.

В:  Что Вы думаете о ситуации в Европе?

О: Очевидно, что в структуре Европейского Союза много уязвимых мест: принятие решений зависит от общего консенсуса, тогда как слишком большое число участников обладают правом вето, это затрудняет эффективное принятие решений. Европейские государства сильны сами по себе, но надгосударственная структура Европейского Союза слаба. Не представляю, каким образом Европа сможет создать бюджетный союз, которого так желает Германия. Система должна быть более гибкой.

Греции нужно было выйти из зоны евро два года назад. Тогда еще можно было избежать развала всей системы. Сейчас сделать это очень трудно. В конце концов, Германия будет вынуждена спасать все страны, испытывающие трудности. У нее не будет другого выбора.

Интервью  Мэрлоу Худ

 

Вы можете оставить комментарий, или ссылку на Ваш сайт.

Оставить комментарий


Rambler's Top100
Сайт работает на хостинге Beget.ru