ЧТО ЭТО ЗА «КРАСОТА»?

Смольянинова

Евгенія Смольянинова о тайнѣ Русской пѣсни

…Серафимѣ Горшковой было уже подъ сто. Болѣзнь сотрясала сухонькое тѣло. Оказалось, сынъ-пьяница бьетъ ея, не кормитъ. Сначала она не могла вспомнить ни одной старой пѣсни. Евгенія взяла ее руку, стала гладить. Бабушка успокоилась, на лицѣ появилась улыбка, поистинѣ райская, — глядя на Серафиму, нельзя было усомниться въ томъ, что рай существуетъ и что нѣкоторымъ изъ глубины своихъ страданій дано его прозрѣвать.

«А помните, какъ замужъ выходили?» Взглядъ Серафимы увлажнился, ушелъ куда-то внутрь и она запѣла. Какъ красота дѣвичья на траву была положена, да нашли ее жнецы съ острыми серпами и косами… Пѣла «такъ, какъ у насъ поютъ»: слово «красота» произносила съ удареніемъ на первомъ слогѣ. Кончалась пѣсня вопросомъ: что же это за красота — не къ мѣсту положена?

О чемъ пѣла деревенская бабушка, вспомнивъ свою свадьбу? О смерти дѣвушки и рожденіи женщины? Навѣрно. Но, казалось, и о чемъ-то другомъ; казалось, тутъ есть какая-то тайна: Пѣсня, возникшая неизвѣстно когда и, похоже, никѣмъ уже не хранимая, всплыла лишь на минуту, она могла уйти въ небытіе навсегда. Евгенія начала тихо подпѣвать, стараясь поддержать слабѣющіе звуки, уберечь, огородить пѣсню отъ смерти.

Сначала она не вполнѣ оцѣнила то, что услышала отъ Серафимы. Но однажды ночью ей явилась эта «красота» — во всей изначальной сіяющей силѣ. Евгенія поняла, что это дано ей на всю жизнь. Пѣсня вернулась. Откуда? Оттуда, откуда и пришла.
Услышать ангеловъ
— Я теперь точно знаю: раньше на землѣ была дивная тишина, разсказываетъ пѣвица Евгенія Валерьевна Смольянинова, — отголоски ангельскаго пѣнія слетались, какъ птицы, и люди слышали ихъ. Человѣкъ былъ раскрытъ міру, звуки были дарованы Небомъ, они не требовали «музыкальной грамоты», услышанное оставалось въ душѣ и передавалось дѣтямъ. Въ каждой деревнѣ были свои пѣсни.

Въ началѣ 80-х Смольянинова выступала въ Ленинградѣ, и вотъ на концертѣ передъ нею объявили исполнительницу изъ Псковской области. Опираясь на палочку, вышла сухонькая старушка. Ее усадили на стулъ. Установилась тишина, и вдругъ изъ дряхлаго тѣла зазвучалъ хрустальнейшій голос. Его не коснулось никакое тлѣніе: Съ чѣмъ сравнить? Даже не родникъ журчащій, что-то не изъ нашего бреннаго міра, вся душа пульсировала въ унисонъ звукамъ первородной чистоты, а на лицѣ Евгенія ощущала дуновеніе свѣжаго вѣтерка.

— Пока она пѣла, у меня слезы лились градомъ. Тайну русской пѣсни невозможно передать словами. Это какъ сонъ, звуки иногда зависаютъ въ воздухѣ: какъ бабочки: въ этотъ моментъ оказываешься внѣ времени. Кстати, потомъ я нашла старую пѣсню «Въ лунномъ сіяніи» и спѣла ее съ этими «зависающими» звуками, и она прозвучала такъ, какъ пѣли когда-то, до начала нашего вѣка. Русская пѣсня всегда давала крылья, присоединяла поющаго человѣка къ чину ангельскихъ хоровъ: я хочу быть съ Вами, говорилъ онъ, и Небо принимало его.

Послѣ концерта Евгенія хотѣла подойти къ старушкѣ, но какіе-то разбитные люди обступили ея и увели изъ зала. Это была Ольга Ѳедосѣевна Сергѣева.

Фольклористы отыскали ея въ деревнѣ, когда ей исполнилось всего 55 лѣтъ. Она была полна энергіи, могла и сплясать: А когда Смольянинова увидѣла ея во Дворцѣ молодежи, прошло всего два года, но что-то случилось съ ней. Страшно постарѣла. Позже Евгенія пріѣзжала къ Ольгѣ Ѳедосѣевнѣ въ деревню, въ 1985 году шестидесятилѣтняя бабушка уже еле передвигалась. Эта красота оказалась «не къ мѣсту приложенной», въ нашемъ мірѣ она почему-то подлежала уничтоженію.

Послѣ встрѣчи съ такими пѣснями Смольяниновой стало не до фортепьяно. «Классика» отступила. Съ большимъ трудомъ она добилась разрѣшенія поработать съ фольклорными записями въ Пушкинскомъ домѣ. Вотъ кладезь, созданный экспедиціями еще прошлаго вѣка! Сотрудники архива фонограммъ первымъ дѣломъ убѣдились, что Евгенія расшифровываетъ далеко не самыя интересныя, съ ихъ точки зрѣнія, вещи, и больше вниманія на нее не обращали. Смольянинову поразило: у архивныхъ работниковъ нѣтъ памяти на имена записанныхъ пѣвцовъ и музыкантовъ. Они говорили: носитель номеръ такой-то: Старинныя пѣсни издавали безъ нотъ: ученые не поютъ, къ чему имъ ноты? Но кому нужны пѣсни, которыя невозможно спѣть?

— Однажды лѣтомъ я отправилась прогуляться въ Шувалово. — вспоминаетъ пѣвица. — Выхожу въ лѣсъ и глазамъ не вѣрю: все подъ бѣлесымъ покрываломъ, нѣтъ иголочки, которая не была бы оплетена.

Оказалось, нашествіе тутовыхъ шелкопрядовъ. Я тогда подумала: какъ въ «наукѣ», оплели все мертвыми умствованіями, есть корни, стволъ, только жизни нѣтъ. Меня изумляло въ ученыхъ мужахъ, что они все знаютъ: вездѣ взяли «пробы», всѣ пѣсни классифицировали, и лежатъ отголоски ангельскихъ хоровъ гигантскимъ мертвымъ грузомъ.

Какъ-то Евгенія подошла къ самому главному ученому старичку, спросила: такъ ли расшифровала? Онъ немного оттаялъ, подвелъ ее къ огромнымъ стеллажамъ: «Вы знаете, что здѣсь хранится? Тутъ на валикахъ еще въ прошломъ вѣкѣ записаны гусляры: Здѣсь такія тайны, такіе сокровища, о которыхъ никто даже не подозрѣваетъ:»
«Ой, ты, швейная машина:»
Во время съемокъ фильма «Садовникъ» Смольянинова услышала на деревенской улицѣ старательное неумѣлое пѣніе. Стало любопытно, зашла въ домъ. Подъ висящей въ красномъ углу старой-престарой радиотарелкой сидѣла грузная бабушка и задушевно выводила: «Окрасился мѣсяцъ Багрянскимъ:» Что значитъ — Багрянскимъ? Евгенія сообразила, что это отъ хрипловатаго радіопередатчика бабушка услышала и воспроизвела непонятное ей сочетаніе словъ. Смольянинова попросила спѣть еще. И вдругъ услышала: «Ой, ты, швейная машина, научи меня, какъ жить:» Не мать сыра-земля, а швейная машина.

Когда знаменитый Пятницкій вынужденъ былъ уйти изъ хора, новое руководство запретило русскія пѣсни. На смѣну пришли городскія, фабричныя, колхозныя. Разрушеніе, считаетъ Смольянинова, началось съ подмѣны. Народную пѣсню подмѣнили — крестьянскую на колхозную. У нея и духъ другой, и предназначеніе. Постепенно изъ хора убрали замѣчательныхъ старухъ, которыхъ Пятницкій собиралъ по всей Россіи. Молодые орущіе голоса зазвучали въ радиотарелкахъ. Шло стираніе русскаго звука, перекодировка генотипа. Души деревенскихъ бабушекъ, готовыхъ оживить даже швейную машину, были сломлены.

— Когда человѣкъ поетъ, онъ звучитъ самъ, — говоритъ пѣвица, — участвуетъ въ звучаніи вселенной. Сегодня акустическое пространство заполнено до отказа, забито такъ, чтобы каждый изъ насъ своего голоса не слышалъ. Звуки извнѣ закачиваются прямо въ мозгъ, плейеръ — предѣлъ такого сжиманія, когда расширить акустическое пространство можно, лишь входя въ изнанку бытія, въ мертвый міръ. И этотъ миръ агрессивно грохочетъ ритмами локомотива, мчащагося по рельсамъ «прогресса».Такъ стирается грань между одушевленнымъ и неодушевленнымъ, между живой душой и мертвичиной.

— У насъ былъ музыкальный операторъ, онъ общался съ микрофономъ, какъ съ живымъ существомъ, — разсказываетъ Смольянинова. — Могъ серьезно сказать, если тотъ побывалъ въ чужихъ рукахъ: «Смотри, обидѣлся». Съ обыденной точки зрѣнія, у такого человѣка не всѣ дома, а на самомъ дѣлѣ рѣчь идетъ объ особой одаренности, языческомъ воспріятіи міра. Однажды ночью мы озвучивали мультфильмъ «Русалка», наушникахъ — огромное звуковое пространство, и вдругъ этотъ операторъ мнѣ говоритъ: «Слышишь, отвѣчаютъ!» Кто, не поняла я. «Они:» Въ концѣ временъ, навѣрное, мало кому дано слышать пѣніе ангеловъ. Но въ традиціонной пѣснѣ запечатлѣны его первообразы. Надо только умѣть взять ихъ.

Сейчасъ композиторъ покупаетъ синтезаторъ и пишетъ нѣкій звуковой образъ, намѣшиваетъ тембры, создаетъ звучаніе, котораго еще не было. Это столпотвореніе звуковъ — сознательная цѣль черномагическихъ ритуаловъ. По зову музыкантовъ изъ группъ «Битлзъ», «Роллингъ-стоунзъ» и другихъ. къ нимъ являлись страшные «соавторы»: Но бываетъ, они приходятъ и безъ спроса. Извѣстенъ случай, когда группа каратистовъ на туристскомъ привалѣ услышала поразительное, могучее пѣніе. Оно было до того жуткимъ, что побросавъ вещи, бѣдные жертвы кинулись на ближайшую желѣзнодорожную станцію…Хоръ демоновъ еще способенъ кого-то напугать, но подъ его отголоски послушно пляшетъ вся планета

Поютъ ли «жнивную» зимой
Одна знакомая, разсказываетъ Смольянинова, фольклористъ, уговорила бабушекъ въ ночь на Ивана Купалу выйти въ лѣсъ: Но праздника не получилось. Пріѣхала на мотоциклахъ молодежь, пѣть не умѣютъ, не понимаютъ, что происходитъ, чего это бабули стараются. Комары. Костеръ. Жгли покрышки, черный дымъ уходилъ въ небо.. Потомъ кто-то привезъ грохочущій магнитофонъ, тѣмъ все и кончилось.

— Записи есть, голоса есть. Нѣтъ чего-то болѣе важнаго. «Можете жнивную спѣть?» — попросила нѣсколько лѣтъ назадъ одну бабулю. Она смутилась: «Не могу, зима на дворѣ, какая же жнивная! Ты осенью пріѣзжай». Господь далъ время и благословилъ насъ этому времени слѣдовать. Всему свой часъ, говорили раньше. А теперь фольклористы «объяснили», что это все условности, теперь бабушки говорятъ, мы артистки, мы все можемъ.

Гдѣ еще сохранилось ощущеніе священнаго времени? Въ храмѣ. На Рождество не будутъ пѣть успенскую. Гласъ — отъ сотворенія міра. И народная пѣсня точно соотвѣтствовала сезонамъ въ жизни человѣка, она изъ того же божественнаго источника ея природа такова, что человѣкъ не способенъ себя контролировать, онъ впадаетъ въ особое состояніе. Древніе пророки пѣли. Да, народное и церковное пѣніе возникло по образу ангельскихъ хоровъ. Не случайно Валентина Романова, побывавшая послѣ аваріи «на томъ свѣтѣ», слышала нѣчто напоминающее 33-й псаломъ.

Сценой не спасешься, я теперь пою не только на концертахъ, но и въ храмѣ, вмѣстѣ со всѣмъ клиросомъ. Здѣсь такъ: у каждаго свой характеръ, свое мѣсто; у кого красивый голосъ, къ тому съ уваженіемъ. Батюшка держитъ всѣхъ въ строгости. Очень похоже на деревню.

Что же неправильно дѣлали фольклористы? Соберутся старушки въ избѣ, ткутъ, чай пьютъ, ручки сложатъ, надѣнутъ костюмы: Вродѣ все какъ надо, возсоздали «старину» по наукѣ: Но не растутъ въ Россіи зимой помидоры. Хоть и покупаемъ ихъ, все одно муляжъ.Въ фильмѣ «Садовникъ», гдѣ я снималась, герой говоритъ: яблоко, оно не для сытости, а для радости. Господь даетъ плоды въ радость. А что даютъ иные плоды цивилизаціи? Какъ просто теперь получается! Хочешь народное? Пожалуйста! Хочешь фрукты зимой — на здоровьѣ! Хочешь здоровья? Будь здоровъ! Наука все изучаетъ, и на всѣ случаи жизни у нея готовы суррогаты.

Россія стоитъ монастырями, храмами и еще — старцами. Не всѣ они явлены людямъ, только нѣкоторые. Намъ въ утѣшеніе. У нихъ іерархія, какъ въ сказкѣ про Иванъ-Царевича: я не могу помочь тебѣ, говоритъ старикъ, иди къ моему старшему брату: Тѣхъ бабушекъ, что сохранили отголоски божественнаго пѣнія, слышалъ не всякій. Ихъ можно назвать старицами, хранительницами того удивительнаго звука, которымъ звучитъ Россія — удѣлъ Пресвятой Богородицы.

Такъ что же это за «красота», не къ мѣсту приложенная? Нашедшіе ея люди съ серпами да косами, — это знакъ жатвы, финала. Простая, казалось бы, пѣсня несетъ въ себѣ идею Конца Свѣта. Красота всегда воспринималась какъ образъ Истины. Дай Богъ, чтобы Истина, Вѣра Православная, была въ это апокалиптическое время обрѣтена русскимъ народомъ. Можетъ, потаенныя слова и звуки ждутъ своего часа? Ждутъ кого-то? Можетъ быть, церковное пѣніе, сохранившее Традицію, вернетъ народной пѣснѣ то, что утрачено? Вернетъ ощущеніе тайны какъ Божественнаго покрова?

«Невидимая солнечная вода ласковымъ потокомъ омываетъ ея, проникаетъ въ сердцѣ, и вотъ уже не кровь, но жаркій золотой свѣтъ полился по тѣлу. Горячія волны охватили гортань, и она запѣла. Сначала голосъ показался слабымъ и тонкимъ, но, наполняясь силой разгорающагося солнца, онъ и самъ разгорѣлся, раззолотился и зазвенѣлъ, разливаясь за далекій горизонтъ», — такъ пишетъ Смольянинова въ сценаріи фильма, о которомъ сейчасъ мечтаетъ.

Солнце и кровь, въ пульсаціи которой — память предковъ и звуки божественныхъ откровеній. Именно такъ — чистѣйшимъ голосомъ, удивительно тонкой и умной душой поетъ Евгенія Валерьевна Смольянинова. Поетъ «не какъ всѣ». И ее пѣніе, пронзая какофонію грохочущихъ, завывающихъ, кривляющихся звуковъ, проникаетъ прямо въ русское сердцѣ.

Записалъ Юрій Юрьевичъ Милосердовъ
Журналъ «Русскій Домъ», 1998 г., N12

Евгенія Смольянинова о тайнѣ Русской пѣсни

…Серафимѣ Горшковой было уже подъ сто. Болѣзнь сотрясала сухонькое тѣло. Оказалось, сынъ-пьяница бьетъ ея, не кормитъ. Сначала она не могла вспомнить ни одной старой пѣсни. Евгенія взяла ее руку, стала гладить. Бабушка успокоилась, на лицѣ появилась улыбка, поистинѣ райская, — глядя на Серафиму, нельзя было усомниться въ томъ, что рай существуетъ и что нѣкоторымъ изъ глубины своихъ страданій дано его прозрѣвать.

«А помните, какъ замужъ выходили?» Взглядъ Серафимы увлажнился, ушелъ куда-то внутрь и она запѣла. Какъ красота дѣвичья на траву была положена, да нашли ее жнецы съ острыми серпами и косами… Пѣла «такъ, какъ у насъ поютъ»: слово «красота» произносила съ удареніемъ на первомъ слогѣ. Кончалась пѣсня вопросомъ: что же это за красота — не къ мѣсту положена?

О чемъ пѣла деревенская бабушка, вспомнивъ свою свадьбу? О смерти дѣвушки и рожденіи женщины? Навѣрно. Но, казалось, и о чемъ-то другомъ; казалось, тутъ есть какая-то тайна: Пѣсня, возникшая неизвѣстно когда и, похоже, никѣмъ уже не хранимая, всплыла лишь на минуту, она могла уйти въ небытіе навсегда. Евгенія начала тихо подпѣвать, стараясь поддержать слабѣющіе звуки, уберечь, огородить пѣсню отъ смерти.

Сначала она не вполнѣ оцѣнила то, что услышала отъ Серафимы. Но однажды ночью ей явилась эта «красота» — во всей изначальной сіяющей силѣ. Евгенія поняла, что это дано ей на всю жизнь. Пѣсня вернулась. Откуда? Оттуда, откуда и пришла.
Услышать ангеловъ
— Я теперь точно знаю: раньше на землѣ была дивная тишина, разсказываетъ пѣвица Евгенія Валерьевна Смольянинова, — отголоски ангельскаго пѣнія слетались, какъ птицы, и люди слышали ихъ. Человѣкъ былъ раскрытъ міру, звуки были дарованы Небомъ, они не требовали «музыкальной грамоты», услышанное оставалось въ душѣ и передавалось дѣтямъ. Въ каждой деревнѣ были свои пѣсни.

Въ началѣ 80-х Смольянинова выступала въ Ленинградѣ, и вотъ на концертѣ передъ нею объявили исполнительницу изъ Псковской области. Опираясь на палочку, вышла сухонькая старушка. Ее усадили на стулъ. Установилась тишина, и вдругъ изъ дряхлаго тѣла зазвучалъ хрустальнейшій голос. Его не коснулось никакое тлѣніе: Съ чѣмъ сравнить? Даже не родникъ журчащій, что-то не изъ нашего бреннаго міра, вся душа пульсировала въ унисонъ звукамъ первородной чистоты, а на лицѣ Евгенія ощущала дуновеніе свѣжаго вѣтерка.

— Пока она пѣла, у меня слезы лились градомъ. Тайну русской пѣсни невозможно передать словами. Это какъ сонъ, звуки иногда зависаютъ въ воздухѣ: какъ бабочки: въ этотъ моментъ оказываешься внѣ времени. Кстати, потомъ я нашла старую пѣсню «Въ лунномъ сіяніи» и спѣла ее съ этими «зависающими» звуками, и она прозвучала такъ, какъ пѣли когда-то, до начала нашего вѣка. Русская пѣсня всегда давала крылья, присоединяла поющаго человѣка къ чину ангельскихъ хоровъ: я хочу быть съ Вами, говорилъ онъ, и Небо принимало его.

Послѣ концерта Евгенія хотѣла подойти къ старушкѣ, но какіе-то разбитные люди обступили ея и увели изъ зала. Это была Ольга Ѳедосѣевна Сергѣева.

Фольклористы отыскали ея въ деревнѣ, когда ей исполнилось всего 55 лѣтъ. Она была полна энергіи, могла и сплясать: А когда Смольянинова увидѣла ея во Дворцѣ молодежи, прошло всего два года, но что-то случилось съ ней. Страшно постарѣла. Позже Евгенія пріѣзжала къ Ольгѣ Ѳедосѣевнѣ въ деревню, въ 1985 году шестидесятилѣтняя бабушка уже еле передвигалась. Эта красота оказалась «не къ мѣсту приложенной», въ нашемъ мірѣ она почему-то подлежала уничтоженію.

Послѣ встрѣчи съ такими пѣснями Смольяниновой стало не до фортепьяно. «Классика» отступила. Съ большимъ трудомъ она добилась разрѣшенія поработать съ фольклорными записями въ Пушкинскомъ домѣ. Вотъ кладезь, созданный экспедиціями еще прошлаго вѣка! Сотрудники архива фонограммъ первымъ дѣломъ убѣдились, что Евгенія расшифровываетъ далеко не самыя интересныя, съ ихъ точки зрѣнія, вещи, и больше вниманія на нее не обращали. Смольянинову поразило: у архивныхъ работниковъ нѣтъ памяти на имена записанныхъ пѣвцовъ и музыкантовъ. Они говорили: носитель номеръ такой-то: Старинныя пѣсни издавали безъ нотъ: ученые не поютъ, къ чему имъ ноты? Но кому нужны пѣсни, которыя невозможно спѣть?

— Однажды лѣтомъ я отправилась прогуляться въ Шувалово. — вспоминаетъ пѣвица. — Выхожу въ лѣсъ и глазамъ не вѣрю: все подъ бѣлесымъ покрываломъ, нѣтъ иголочки, которая не была бы оплетена.

Оказалось, нашествіе тутовыхъ шелкопрядовъ. Я тогда подумала: какъ въ «наукѣ», оплели все мертвыми умствованіями, есть корни, стволъ, только жизни нѣтъ. Меня изумляло въ ученыхъ мужахъ, что они все знаютъ: вездѣ взяли «пробы», всѣ пѣсни классифицировали, и лежатъ отголоски ангельскихъ хоровъ гигантскимъ мертвымъ грузомъ.

Какъ-то Евгенія подошла къ самому главному ученому старичку, спросила: такъ ли расшифровала? Онъ немного оттаялъ, подвелъ ее къ огромнымъ стеллажамъ: «Вы знаете, что здѣсь хранится? Тутъ на валикахъ еще въ прошломъ вѣкѣ записаны гусляры: Здѣсь такія тайны, такіе сокровища, о которыхъ никто даже не подозрѣваетъ:»
«Ой, ты, швейная машина:»
Во время съемокъ фильма «Садовникъ» Смольянинова услышала на деревенской улицѣ старательное неумѣлое пѣніе. Стало любопытно, зашла въ домъ. Подъ висящей въ красномъ углу старой-престарой радиотарелкой сидѣла грузная бабушка и задушевно выводила: «Окрасился мѣсяцъ Багрянскимъ:» Что значитъ — Багрянскимъ? Евгенія сообразила, что это отъ хрипловатаго радіопередатчика бабушка услышала и воспроизвела непонятное ей сочетаніе словъ. Смольянинова попросила спѣть еще. И вдругъ услышала: «Ой, ты, швейная машина, научи меня, какъ жить:» Не мать сыра-земля, а швейная машина.

Когда знаменитый Пятницкій вынужденъ былъ уйти изъ хора, новое руководство запретило русскія пѣсни. На смѣну пришли городскія, фабричныя, колхозныя. Разрушеніе, считаетъ Смольянинова, началось съ подмѣны. Народную пѣсню подмѣнили — крестьянскую на колхозную. У нея и духъ другой, и предназначеніе. Постепенно изъ хора убрали замѣчательныхъ старухъ, которыхъ Пятницкій собиралъ по всей Россіи. Молодые орущіе голоса зазвучали въ радиотарелкахъ. Шло стираніе русскаго звука, перекодировка генотипа. Души деревенскихъ бабушекъ, готовыхъ оживить даже швейную машину, были сломлены.

— Когда человѣкъ поетъ, онъ звучитъ самъ, — говоритъ пѣвица, — участвуетъ въ звучаніи вселенной. Сегодня акустическое пространство заполнено до отказа, забито такъ, чтобы каждый изъ насъ своего голоса не слышалъ. Звуки извнѣ закачиваются прямо въ мозгъ, плейеръ — предѣлъ такого сжиманія, когда расширить акустическое пространство можно, лишь входя въ изнанку бытія, въ мертвый міръ. И этотъ миръ агрессивно грохочетъ ритмами локомотива, мчащагося по рельсамъ «прогресса».Такъ стирается грань между одушевленнымъ и неодушевленнымъ, между живой душой и мертвичиной.

— У насъ былъ музыкальный операторъ, онъ общался съ микрофономъ, какъ съ живымъ существомъ, — разсказываетъ Смольянинова. — Могъ серьезно сказать, если тотъ побывалъ въ чужихъ рукахъ: «Смотри, обидѣлся». Съ обыденной точки зрѣнія, у такого человѣка не всѣ дома, а на самомъ дѣлѣ рѣчь идетъ объ особой одаренности, языческомъ воспріятіи міра. Однажды ночью мы озвучивали мультфильмъ «Русалка», наушникахъ — огромное звуковое пространство, и вдругъ этотъ операторъ мнѣ говоритъ: «Слышишь, отвѣчаютъ!» Кто, не поняла я. «Они:» Въ концѣ временъ, навѣрное, мало кому дано слышать пѣніе ангеловъ. Но въ традиціонной пѣснѣ запечатлѣны его первообразы. Надо только умѣть взять ихъ.

Сейчасъ композиторъ покупаетъ синтезаторъ и пишетъ нѣкій звуковой образъ, намѣшиваетъ тембры, создаетъ звучаніе, котораго еще не было. Это столпотвореніе звуковъ — сознательная цѣль черномагическихъ ритуаловъ. По зову музыкантовъ изъ группъ «Битлзъ», «Роллингъ-стоунзъ» и другихъ. къ нимъ являлись страшные «соавторы»: Но бываетъ, они приходятъ и безъ спроса. Извѣстенъ случай, когда группа каратистовъ на туристскомъ привалѣ услышала поразительное, могучее пѣніе. Оно было до того жуткимъ, что побросавъ вещи, бѣдные жертвы кинулись на ближайшую желѣзнодорожную станцію…Хоръ демоновъ еще способенъ кого-то напугать, но подъ его отголоски послушно пляшетъ вся планета

Поютъ ли «жнивную» зимой
Одна знакомая, разсказываетъ Смольянинова, фольклористъ, уговорила бабушекъ въ ночь на Ивана Купалу выйти въ лѣсъ: Но праздника не получилось. Пріѣхала на мотоциклахъ молодежь, пѣть не умѣютъ, не понимаютъ, что происходитъ, чего это бабули стараются. Комары. Костеръ. Жгли покрышки, черный дымъ уходилъ въ небо.. Потомъ кто-то привезъ грохочущій магнитофонъ, тѣмъ все и кончилось.

— Записи есть, голоса есть. Нѣтъ чего-то болѣе важнаго. «Можете жнивную спѣть?» — попросила нѣсколько лѣтъ назадъ одну бабулю. Она смутилась: «Не могу, зима на дворѣ, какая же жнивная! Ты осенью пріѣзжай». Господь далъ время и благословилъ насъ этому времени слѣдовать. Всему свой часъ, говорили раньше. А теперь фольклористы «объяснили», что это все условности, теперь бабушки говорятъ, мы артистки, мы все можемъ.

Гдѣ еще сохранилось ощущеніе священнаго времени? Въ храмѣ. На Рождество не будутъ пѣть успенскую. Гласъ — отъ сотворенія міра. И народная пѣсня точно соотвѣтствовала сезонамъ въ жизни человѣка, она изъ того же божественнаго источника ея природа такова, что человѣкъ не способенъ себя контролировать, онъ впадаетъ въ особое состояніе. Древніе пророки пѣли. Да, народное и церковное пѣніе возникло по образу ангельскихъ хоровъ. Не случайно Валентина Романова, побывавшая послѣ аваріи «на томъ свѣтѣ», слышала нѣчто напоминающее 33-й псаломъ.

Сценой не спасешься, я теперь пою не только на концертахъ, но и въ храмѣ, вмѣстѣ со всѣмъ клиросомъ. Здѣсь такъ: у каждаго свой характеръ, свое мѣсто; у кого красивый голосъ, къ тому съ уваженіемъ. Батюшка держитъ всѣхъ въ строгости. Очень похоже на деревню.

Что же неправильно дѣлали фольклористы? Соберутся старушки въ избѣ, ткутъ, чай пьютъ, ручки сложатъ, надѣнутъ костюмы: Вродѣ все какъ надо, возсоздали «старину» по наукѣ: Но не растутъ въ Россіи зимой помидоры. Хоть и покупаемъ ихъ, все одно муляжъ.Въ фильмѣ «Садовникъ», гдѣ я снималась, герой говоритъ: яблоко, оно не для сытости, а для радости. Господь даетъ плоды въ радость. А что даютъ иные плоды цивилизаціи? Какъ просто теперь получается! Хочешь народное? Пожалуйста! Хочешь фрукты зимой — на здоровьѣ! Хочешь здоровья? Будь здоровъ! Наука все изучаетъ, и на всѣ случаи жизни у нея готовы суррогаты.

Россія стоитъ монастырями, храмами и еще — старцами. Не всѣ они явлены людямъ, только нѣкоторые. Намъ въ утѣшеніе. У нихъ іерархія, какъ въ сказкѣ про Иванъ-Царевича: я не могу помочь тебѣ, говоритъ старикъ, иди къ моему старшему брату: Тѣхъ бабушекъ, что сохранили отголоски божественнаго пѣнія, слышалъ не всякій. Ихъ можно назвать старицами, хранительницами того удивительнаго звука, которымъ звучитъ Россія — удѣлъ Пресвятой Богородицы.

Такъ что же это за «красота», не къ мѣсту приложенная? Нашедшіе ея люди съ серпами да косами, — это знакъ жатвы, финала. Простая, казалось бы, пѣсня несетъ въ себѣ идею Конца Свѣта. Красота всегда воспринималась какъ образъ Истины. Дай Богъ, чтобы Истина, Вѣра Православная, была въ это апокалиптическое время обрѣтена русскимъ народомъ. Можетъ, потаенныя слова и звуки ждутъ своего часа? Ждутъ кого-то? Можетъ быть, церковное пѣніе, сохранившее Традицію, вернетъ народной пѣснѣ то, что утрачено? Вернетъ ощущеніе тайны какъ Божественнаго покрова?

«Невидимая солнечная вода ласковымъ потокомъ омываетъ ея, проникаетъ въ сердцѣ, и вотъ уже не кровь, но жаркій золотой свѣтъ полился по тѣлу. Горячія волны охватили гортань, и она запѣла. Сначала голосъ показался слабымъ и тонкимъ, но, наполняясь силой разгорающагося солнца, онъ и самъ разгорѣлся, раззолотился и зазвенѣлъ, разливаясь за далекій горизонтъ», — такъ пишетъ Смольянинова въ сценаріи фильма, о которомъ сейчасъ мечтаетъ.

Солнце и кровь, въ пульсаціи которой — память предковъ и звуки божественныхъ откровеній. Именно такъ — чистѣйшимъ голосомъ, удивительно тонкой и умной душой поетъ Евгенія Валерьевна Смольянинова. Поетъ «не какъ всѣ». И ее пѣніе, пронзая какофонію грохочущихъ, завывающихъ, кривляющихся звуковъ, проникаетъ прямо въ русское сердцѣ.

Записалъ Юрій Юрьевичъ Милосердовъ
Журналъ «Русскій Домъ», 1998 г., N12

Оригинал записи опубликован Информбюро СТАЛИНГРАД
Вы можете перепостить эту запись в ЖЖ.
--> Вы можете оставить комментарий, или ссылку на Ваш сайт.

Оставить комментарий


Rambler's Top100
Сайт работает на хостинге Beget.ru